Тема веры и Бога в поэзии Иосифа Бродского всегда была ключевой, в то же время тема религии (в частности христианства и православия) никогда не была в его творчестве магистральной. В многочисленных интервью поэт старательно от религиозной темы открещивался, от поездок на «историческую родину» и посещения святых мест наотрез отказывался, ссылаясь на плохую переносимость жары.
Бродский называл себя русским поэтом и англоязычным эссеистом, но про конфессиональную принадлежность всегда умалчивал. Рождественские стихи писал в декабре. К другим христианским праздникам за все годы творчества обратился только один раз – в стихотворении «Сретенье». К мусульманской культуре и исламу в целом был равнодушен («Путешествие в Стамбул», «Время года – зима..», «Речь о пролитом молоке», «Памяти Т.Б», «Венецианские строфы», «Ritratto di donna»). Буддизм и индуизм упоминал лишь в ироничном и метафорическом ключе («Речь о пролитом молоке», «Часть речи»). Находясь в Вильнюсе поэт долго беседовал с местным кзендзом в костеле Dominikanaj на предмет греха и прощения, что отразилось в «Литовском ноктюрне».
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костёл, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
— Прости меня
Между тем, по некоторым источникам, в том числе по мнению Владимира Бондаренко, в детстве, находясь в годы войны в эвакуации в Череповце, поэт, возможно, был крещен в местной церкви. Впоследствии ощущение причастности именно к русской форме веры пришло к нему снова на русском Севере во время пребывания в ссылке.
В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам
В Норенской Бродский скорее всего ходил в церковь, расположенную в соседнем селе. Плохая проселочная дорога ведет через лес и кладбище, на котором похоронена семья Пестеревых – самых близких людей Бродского в северной ссылке, у которых он, собственно, и жил. Церковь выглядит заброшенной, потерянной среди бескрайнего поля.
Там не терем стоит, а сосновый скит.
И цветет вокруг монастырский луг.
Ни амбаров, ни изб, ни гумен.
Не раздумал пока, запрягай гнедка.
Всем хорош монастырь, да с лица — пустырь
и отец игумен, как есть, безумен
Образ этой церкви врезается в память навсегда. Автор статьи знает об этом не понаслышке – машина остановилась, мокрая дверь открылась прямо в поле, невероятное по простоте и красоте зрелище. Кто знает может быть именно этот образ и послужил истоком для написанного Бродским много позже, 2 февраля 1992 года, в Вашингтоне одного из лучших поздних его стихотворений «Вид с холма»?
Глухонемой простор.
Плоская местность, где нет построек.
Где вам делать нечего, если вы историк,
врач, архитектор, делец, актер
и, тем более, эхо. Ибо простор лишен
прошлого. То, что он слышит, – сумма
собственных волн, беспрецедентность шума,
который может быть заглушен лишь трубой Гавриила. Вот вам большой набор
горизонтальных линий. Почти рессора
мирозданья. В котором петляет соло
Паркера: просто другой напор,
чем у архангела, если считать в соплях.
А дальше, в потемках, держа на Север,
проваливается и возникает сейнер,
как церковь, затерянная в полях
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс. Дзен
Подписывайтесь на наш новый видеоканал Дипломатрутубе. Shorts
Подписывайтесь на наш видеоканал Дипломатрутубе
Рутубе — https://rutube.ru/channel/24232558/